TRES POEMAS MÍOS AL RUSO

TRES POEMAS MÍOS TRADUCIDOS AL RUSO POR IRINA CHERNOVA
[Durante la estancia en Moscú tuve la oportunidad de oír las traducciones que ha hecho Irina Chernova de tres de mis poemas. Leí dos textos en español y ella leyó sus versiones al ruso. Irina Chernova es una joven poeta y traductora, apasionada por la lengua española que también tradujo, entre otros, varios textos de Ada Salas. He aquí los originales y sus versiones.]

 

ZARAGOZA

A Fernando Sanmartín

Soy de esta ciudad. La conozco de punta a punta. Puedo cerrar los ojos y pasarme horas, como en un trance, esculpiendo centímetro a centímetro sus contornos y sus rincones: la espesura de Pinares Venecia con sus calvas y sus amantes furtivos, la víbora escuálida del Canal, las torres que apuntalan el cielo, los descampados, las estatuas, la luz enfermiza que se enreda en los puentes, los olorosos callizos del Tubo. Sin embargo, un día un amigo me dijo: “Ve a la Aljafería, vuelve a ese palacio perennal de emociones y observa a un hombre minúsculo, de ojos claros como el color de la almendra. Se pasa los días entre los patios y los aljibes, pintando”. Mi amigo fue misterioso. Deduje que me reservaba algún secreto, la perversión de una sorpresa. Crucé la ciudad completa bajo un manto de boira y el bamboleo de las adelfas. No hablé con nadie durante el trayecto. Recordé mi primera estancia en el pabellón árabe, la torre del Trovador, recordé la caligrafía zigzagueante de los arcos y las cúpulas, la persistencia invisible del moro viejo. La Aljafería abraza entre sus muros el mármol, el ornato fabuloso, el sándalo, todo un edén de zafiros. Cuando traspasé el puente que se eleva sobre el foso, el patio inicial de las esculturas y accedí a los jardines del agua contemplé lo que nunca habría pensado. Ante la curva melodiosa de la piedra, como un miniaturista arcaico, como un monje sagrado que sólo traduce sueños en púrpura y ocre, vi al pintor: breve, traspuesto, concentrado en la huida de las formas, absorto en la recreación de los signos y de las bestias. Me acerqué aún más sorteando flores y columnas, eludiendo pórticos de pórfido y arquerías, hasta que me detuve cerca de su aliento de fiebre y nostalgia. En ese instante, lo vi con total claridad, con un indecible estupor: aquel artista solitario era yo mismo. Me vi a mí mismo como siempre ansié verme algún día: con un indescifrable tormento, viviendo y pintando entre estos muros, aquí dentro donde la sombra es de oro y la música, un hervor de manantiales. En este recinto luminoso de calandrias al alba donde la muerte es un desmayo de suprema hermosura.

*Del libro ‘Versión original’. Antón Castro. Isla de Siltolá, 2012.

 

LOS DOS QUE DUERMEN

No sé si me gusta más levantarme a tu lado al alba
o dormir abrazado a ti. Sentir cómo lates,
cómo te arrugas sobre ti misma 
como quien busca el acoplamiento perfecto de las almas. 
Percibo entonces, antes de que se desaten las tentaciones,
el calor de tu espalda y tus nalgas, el torrente
de la melena y su olor a melocotón o a mora.
Te lo digo a menudo: eres atrabiliaria con el champú.
Quedo un instante así, inmóvil como un barco que siente,
tembloroso como la luz de la sinrazón,
me quedo como si fuera un pájaro abatido
que parpadea y sueña el mejor de todos los vuelos.
A veces te duermes. Y ronroneas. Y musitas palabras
intraducibles, frases completas que me cuentas como
si estuvieras presa en la alucinación del olvido.
Estoy feliz así. En ese instante, cuando el mundo 
se desmaya, le pido a la carne que no se altere,
que apacigue sus ardores, que no enturbie la noche
de gemidos y de risas y de batallas de sudor,
y me digo a mí mismo que, algunas veces, el mejor sonido 
es el del silencio, el de la respiración de dos que se aman 
y escuchan la música del corazón sin saber si despertarán.

** De ‘Vivir del aire’. Antón Castro. Olifante, 2010.

 

VIVIR DEL AIRE

Nunca he sabido qué me duele. No he sabido ponerle palabras a este vago estupor de existir y resistir. Intento reinventarme a cada hora. Hago acopio de felicidad: si no la atisbo, la creo, la busco afanosamente en cualquier sitio, en cualquier objeto, en un jirón de nubes negras, en los almendros que muestran sus flores deslumbrantes cuando se despereza marzo. Me fajo como un púgil o un erizo furioso contra el airado descontrol de la soberbia. Sueño que la felicidad que ansío está en todo: en cuanto me ve al pasar, en la cigüeña que despliega sus alas en el torreón, en medio de la corriente, en el pato que anda, vuela y nada en el Canal antes de ocultarse bajo el tronco de un gran abedul. Nunca he sabido qué me duele, pero percibo un agobio dentro, un cosquilleo de rabia, una perplejidad de metales en la lengua y en la sangre. Vivir, a veces, es abandonarse, prescindir de la impostura, despojarse de la ambición y del vértigo: dejarse ir, hacia la inalcanzable montaña de nieve, con las manos en los bolsillos...

*** De ‘Vivir del aire’. Antón Castro. Olifante. 2010.

LAS TRADUCCIONES AL RUSO. Por Irina Chernova.

САРАГОСА (ZARAGOZA)

Это мой город. Я знаю каждый его закуток. Я могу закрыть глаза и часами как в трансе высекать сантиметр за сантиметром его углы и очертание: густой, но местами облысевший Пинарес-де-Венесия с его тайными любовниками, ядовитая змея Императорского Канала, башни, жалящие небо, пустыри, памятники, болезненный свет, опутывающий мосты, пряные улочки квартала Тубо. Как-то, впрочем, друг шепнул мне: «Вгляни на Альхаферию, бессмертный дворец, повидавший все чувства на свете, и увидишь крохотного человечка со светлыми как миндаль глазами. Он целыми днями рисует среди лабиринтов и водоемов». Друг говорил заговорчески. Я догадался: здесь какой-то секрет, какая-то извращенная тайна. Окутанный туманом, я пересек город под шелест олеандров. Всю дорогу я молчал. Мне вспомнился первый поход в Арабский Павильон, на Башню Трубадура, вспомнилась диковинная вязь арок и сводов, невидимое присутствие старого мавра. В объятиях Альхаферии уместилось все: и мрамор, и причудливая мозаика, и сандаловое дерево, и целый сапфировый рай. Я прошел по мосту, протянутому над глубоким рвом, прошел первый дворик со статуями, - и тут же возле фонтанов увидел то, о чем прежде не мог и помыслить. Перед мелодичным изгибом камня, точно средневековый миниатюрист, точно монах-отшельник, одержимый переводом снов на язык пурпура и охры, стоял художник, поглощенный бегством формы, сосредоточенно наблюдающий за отдыхом зодиакальных чудищ. Я начал приближаться, пробираясь сквозь цветы, обходя порфировые колонны, пригибаясь под аркадами, и, когда повеяло жарким дыханием тоски, остановился. В этот миг я осознал со всей ясностью: этот одинокий художник и есть я. Я увидел себя таким, каким всегда желал однажды увидеть: обреченным рисовать и жить с какой-то неведомой болью здесь, в этих стенах, где даже тени из чистого золота, где музыка бьет горячим источником, в этом сияющем гнездовье рассветных жаворонков, где смерть - только обморок при виде совершенной красоты.

 

Двое спящих (LOS DOS QUE DUERMEN)

Не знаю, что лучше. Проснуться с тобой на рассвете?
Спать, обнимая тебя? Слышать твой пульс,
Чувствовать, как ты вся сжимаешься,
Будто в поисках идеального сплетения душ.
Пока желание дремлет, я еще различаю
влажную кожу спины и жар твоих бедер, 
водопад волос, его запах - запах персика и ежевики.
(Вечно твержу: не перебирай с шампунем)
На мгновение я замираю. Я - корабль на мели,
Я - слабый свет незнания
Я бьюсь, как птица в силках,
Тоскуя по самому высокому из полетов.
Когда ты спишь, ты бормочешь
Непереводимые слова, ты шепчешь 
целые истории на языке беспамятства.
И тогда я счастлив. У мира подкашиваются ноги -
А я молю плоть: перетерпи, усмири свой пыл,
Не смущай ночь стоном и хохотом,
Не проливай пот на поле битвы.
Иногда, думаю я, нет ничего более звучного,
Чем тишина и музыка сердца
и дыхание спящих любовников, 
не знающих, суждено ли им проснуться.

Жить одним воздухом (VIVIR DEL AIRE)

Никогда не понимал, что это за болезнь. Как подобрать название смутному чувству оцепенения перед необходимостью жить и сопротивляться? Каждый час я изобретаю себя заново. Я запасаюсь счастьем. Когда его не удается выследить, я создаю его, увлеченно ищу его повсюду, в каждом предмете - в черных лохмотьях туч, в ослепительных цветах миндаля, выглядывающих, когда март только-только потягивается в постели. Я ощетиниваюсь, как рассерженный еж, как боксер защищаюсь от разгула тщеславия. Мне снится, что счастье, которого я жажду, везде: в аисте, сидящем на башне и при виде меня расправляющем крылья, в глубине бурного потока, в неуклюжем селезне, то взлетающем, то ныряющем в Императорский канал, а потом скрывающемся в тени большой березы. Никогда не понимал, что это за болезнь: я ощущаю, как что-то грызет меня изнутри, как щекочет ярость, различаю на языке и в крови металлический привкус растерянности. Иногда жить - значит, уйти от самого себя, отречься от клеветы, оправиться от обморока честолюбия и, грея руки в карманах, налегке пуститься в путь к недосягаемой заснеженной вершине.

 

*En la foto, la traductora Irina Chernova.